Миссис Грифитс были больше по душе образ жизни и манеры семейств, издавна живущих в Ликурге, хотя и не таких богатых, как все эти недавние пришельцы, и теперь она укоризненно смотрела на дочь.
Однако Белла нисколько не была смущена или раздосадована этими замечаниями. Она знала мать, знала, что та безумно любит ее, гордится ее красотой и очень довольна ее успехами в обществе, так же как и отец: он считал Беллу совершенством и никогда не мог устоять перед ее улыбкой, чем она часто пользовалась.
- Недостаточно взрослая, недостаточно взрослая, - с упреком повторила Белла. - Не угодно ли! В июле мне будет восемнадцать. Хотела бы я знать, когда вы с папой сочтете наконец, что я достаточно взрослая и не нуждаюсь в няньках? До каких пор вы меня не будете никуда пускать одну? Неужели, если вы едете куда-нибудь, мне непременно надо ехать с вами, а если я захочу поехать куда-нибудь, так и вы должны ехать со мной!
- Белла! - предостерегающе воскликнула мать. Наступило короткое молчание; Белла нетерпеливо ждала; затем миссис Грифитс прибавила: - Ну, а что же нам, по-твоему, делать? Вот когда тебе исполнится двадцать один или двадцать два года, - если ты к тому времени еще не выйдешь замуж, - тогда мы подумаем, как отпускать тебя одну. А пока об этом и говорить нечего.
В эту минуту Белла приподняла свою хорошенькую головку и прислушалась; внизу хлопнула дверь, и на лестнице послышались шаги Гилберта Грифитса, единственного сына в семье ликургских Грифитсов, - лицом и сложением (но не манерами и не характером) он очень походил на Клайда, своего двоюродного брата, живущего на Западе.
Это был крепкий двадцатитрехлетний юноша, тщеславный и себялюбивый. Он казался более жестким, чем сестры, и куда более практичным. Вероятно, он был сообразителен и энергичен в делах - область, к которой его сестры не питали ни малейшего интереса. Он был резок и нетерпелив. Свое положение в обществе считал незыблемым и относился с полнейшим презрением ко всему, кроме делового успеха. И, однако, он очень интересовался жизнью местного общества, причем считал себя и свою семью важнейшей его частью. Никогда не забывая о достоинстве и общественном положении своей семьи, он тщательно взвешивал каждый свой шаг, каждое слово. Случайного наблюдателя обычно поражали в нем надменность и резкость, отсутствие юношеской веселости, казалось бы, свойственной его возрасту. И все же он был молод, интересен и недурен собой, притом обладал острым языком и умел подчас вставить если не блестящее, то злое и меткое словцо. В Ликурге, благодаря положению семьи и своему собственному, он считался одним из самых завидных женихов. Но он был настолько поглощен собственной особой, что Вряд ли в его внутреннем мире нашлось бы место для тонкого, подлинного понимания другого человека.
Услышав, что он поднялся по лестнице и вошел к себе, - его комната находилась в глубине дома, рядом с ее комнатой, - Белла выбежала от матери и постучалась к нему.
- Гил, можно к тебе? - окликнула она.
- Конечно.
Весело посвистывая и, очевидно, собираясь куда-то, он доставал фрак.
- Ты куда?
- Никуда. Переодеваюсь к обеду. Вечером поеду к Вайнантам.
- Ах, Констанция, конечно.
- Нет, не Констанция, конечно. С чего ты взяла?
- Как будто я не знаю!
- Перестань. Ты для этих разговоров пришла?
- Вовсе нет. Ты подумай, Финчли собираются на будущее лето построить дачу на Двенадцатом озере, на самом берегу, рядом с Фэнтами, и мистер Финчли покупает для Стюарта моторную лодку длиной в тридцать футов и строит для нее сарай и солярий. Вот номер, а?
- Что за выражения у тебя! Неужели ты не можешь отучиться от жаргона? Говоришь, как фабричная девчонка. Это все, чему вас учат в школе?
- Ну, уж не тебе говорить о жаргоне! А ты сам? По-моему, ты первый подаешь пример!
- Во-первых, я старше тебя на пять лет. Во-вторых, я мужчина. Лучше бы ты брала пример с Майры - разве она когда-нибудь так разговаривает?
- Ах, Майра!.. Ну, хватит. Ты лучше подумай, они выстроят дачу, и летом у них будет так весело. Хочешь, мы туда поедем? Мы можем поехать, если захотим... только если папа и мама согласятся.
- Ну, не знаю, так ли уж это заманчиво, - ответил брат, хотя на самом деле его очень заинтересовала эта новость. - Мало ли мест, куда можно поехать, кроме Двенадцатого озера.
- Да, конечно, но только не для тех, кого мы знаем. Скажи, пожалуйста, куда еще едут лучшие семьи из Олбани и Утики? Сондра говорит, что на Двенадцатое озеро съедется все лучшее общество, на западном берегу будут самые лучшие дачи. Во всяком случае, Крэнстоны, и Ламберты, и Гарриэты очень скоро туда поедут, - прибавила Белла решительно и вызывающе. - На Лесном озере почти никого не останется из нашего общества, даже если Энтони и Николсоны не двинутся с места.
- А кто сказал, что Крэнстоны переселяются на Двенадцатое? - с живым интересом спросил Гилберт.
- Ну конечно, Сондра.
- А ей кто сказал?
- Бертима.
- Да, эти семейства стали весело жить, - странным тоном и не без зависти заметил Гилберт. - Скоро им станет тесно в Ликурге. - Он резким движением дернул галстук бабочкой, который ему никак не удавалось приладить, и слегка поморщился - воротничок был тесен.
Хоти Гилберт и вошел недавно в дело своего отца в качестве главного контролера над производством, а вскоре рассчитывал стать во главе всего предприятия, он все же завидовал молодому Грэнту Крэнстону, своему ровеснику, юноше очень красивому и привлекательному, который был гораздо смелее в обращении с девушками и пользовался у них большим успехом. Молодой Крэнстон, видимо, считал, что помощь отцу на предприятии можно прекрасно сочетать с некоторой долей светских развлечений, - Гилберт с этим не соглашался. В сущности, молодой Грифитс, если б мог, с удовольствием обвинил бы молодого Крэнстона в распущенности, но тот до сих пор не выходил за рамки благоразумия. И "Крэнстоновская компания плетеных изделий" явно выдвигалась в ряд крупнейших предприятий Ликурга.