Американская трагедия - Страница 248

248

- Я свяжу это с делом, - вставляет Мейсон, глядя на судью, и тот решает, что Тайтус может ответить, но его ответ можно будет исключить из протокола, если он окажется "не относящимся к делу".

- Она поехала в Ликург искать работу, - отвечает Тайтус.

- А почему она поехала туда искать работу?

Снова протест, снова выполняются все формальности, после чего старику позволяют продолжать.

- Да вот, наша ферма около Бильца никогда по-настоящему не приносила дохода, и детям приходилось нам помогать, а Бобби была старшая...

- Прошу исключить это из протокола!

- Исключается.

- Бобби - это уменьшительное имя, которым вы называли свою старшую дочь Роберту, не так ли?

- Протестую... - и прочее.

- Суд отклоняет протест защиты.

- Да, сэр. Так мы ее иногда называли дома. Просто Бобби.

Клайд внимательно слушал; не дрогнув, он выдержал суровый, обвиняющий взгляд этого угрюмого деревенского Приама и удивился: он впервые узнал уменьшительное имя своей бывшей возлюбленной. Он звал ее Бертой, и она никогда не говорила ему, что дома ее называли Бобби.

И под перекрестным огнем протестов, споров, решений судьи старик Олден, руководимый Мейсоном, продолжал рассказывать, как Роберта, получив письмо от Грейс Марр, решила поехать в Ликург и поселиться у четы Ньютон, как она стала работать на фабрике Грифитсов и как редко с тех пор видели ее родные, пока пятого июня она не вернулась домой, чтобы отдохнуть и сшить себе несколько платьев.

- Она не говорила, что собирается выйти замуж?

- Нет.

Но она писала длинные письма, - он тогда не знал кому - и все время была чем-то угнетена и не совсем здорова. Дважды он видел ее плачущей, но ничего не сказал, понимая, что она не хотела, чтобы это заметили. Несколько раз ее вызывали по телефону из Ликурга, в последний раз четвертого или пятого июля, за день до ее отъезда, - он это хорошо помнит.

- А что она взяла с собой, когда уезжала?

- Свой чемодан и сундучок.

- И вы узнаете этот чемодан, если вам его показать?

- Да, сэр.

- Это он? (Один из помощников Мейсона принес чемодан и положил его на столик.)

Олден взглянул на чемодан, вытер глаза кулаком и сказал:

- Да, сэр.

А затем - подобными драматическими эффектами Мейсон старался сопровождать весь ход процесса - принесли сундучок Роберты, и Тайтус Олден, его жена, дочери и сыновья - все расплакались при виде его. И после того, как Тайтус подтвердил, что это действительно сундучок Роберты, чемодан и сундучок были вскрыты. И платья, сшитые Робертой, кое-какое белье, туфли, шляпы, туалетный прибор, подаренный Клайдом, фотографии матери, отца, сестер и братьев, старая поваренная книга, ложки, вилки и ножи, солонки и перечницы - подарки бабушки, которые Роберта бережно хранила для предстоящей семейной жизни, - все это было пересмотрено и опознано.

Это происходило вопреки протесту Белнепа, поскольку Мейсон обещал "связать" все с делом, - обещание свое он, впрочем, сдержать не смог, и соответственно судья распорядился изъять эти показания из протокола. Однако патетическая сцена произвела глубокое впечатление на умы и сердца присяжных. А Белнеп, критикуя тактические ухищрения Мейсона, добился лишь того, что сей джентльмен в ярости прогремел:

- Хотел бы я знать, кто здесь ведет обвинение?

- Республиканский кандидат на пост судьи нашего округа, я полагаю! ответил Белнеп, вызвав этим взрыв хохота, и Мейсон, выйдя из себя, закричал:

- Ваша честь! Я протестую! Это неэтичная и незаконная попытка примешать к делу совершенно не относящийся к нему политический вопрос. Это хитрое и злонамеренное стремление внушить присяжным, будто я, являясь кандидатом республиканской партии на пост судьи округа, не могу с надлежащим беспристрастием вести обвинение по данному делу. Я требую извинения и, пока не получу его, не сделаю ни шагу дальше!

Судья Оберуолцер, сознавая, что произошло весьма серьезное нарушение судебного этикета, подозвал к себе Мейсона и Белнепа и, выслушав спокойные и вежливые объяснения последнего касательно того, что именно он хотел сказать, приказал, чтобы впредь ни один из них под страхом обвинения в неуважении к суду не допускал намеков на политическую обстановку в какой бы то ни было форме.

Тем не менее Белнеп и Джефсон поздравляли себя с удачей: их умозаключение по поводу кандидатуры Мейсона и его стремления воспользоваться делом Клайда, чтобы выдвинуться, было таким образом доведено до сведения суда и присяжных.

А затем еще и еще свидетели...

Грейс Марр бойко и многословно рассказала о том, где и как она познакомилась с Робертов, в какая это была чистая, безгрешная и набожная девушка, и какая резкая перемена произошла с нею после встречи с Клайдом на озере Крам. Она стала скрытной, уклончивой, придумывала всякие лживые оправдания для каких-то необычайных похождений - например, уходила по вечерам из дому и возвращалась очень поздно, и говорила, что провела субботу и воскресенье там, где ее на самом деле не было, и, наконец, когда Грейс решилась высказать ей свое неодобрение, неожиданно уехала от них, не оставив даже своего адреса. И во всем этом был виноват мужчина, и этим мужчиной был Клайд Грифитс. Как-то вечером Грейс последовала за Робертой это было в сентябре или октябре прошлого года - и увидела ее и Клайда неподалеку от дома Гилпинов. Они стояли под деревом, и Клайд обнимал ее.

Тут, по предложению Джефсона, свидетельницей занялся Белнеп и, задавая хитроумнейшие вопросы, старался выяснить, действительно ли Роберта по приезде в Ликург была столь набожна и добродетельна, как изображает это мисс Марр. Но увядшая, раздражительная мисс Марр настойчиво утверждала, что, насколько ей известно, до того дня, как произошла встреча с Клайдом на озере Крам, Роберта была образцом правдивости и чистоты.

248